– Сейчас возник новый проект, чтобы увеличить возможность радиотелескопов. Это неправильное направление. Почему? Давайте смотреть на Солнечную систему со стороны: вы представитель какой-то цивилизации, пытаетесь искать жизнь вне своей системы и находитесь в 10–20 световых годах от Солнца, за которым вы наблюдаете. Представьте себе цивилизацию подобно нашей, которая уже 300 лет смотрит на нас. Если вести мониторинг Солнца в течение 400 лет, то можно увидеть, что в ХХ веке его светимость в радиодиапазоне возросла в миллионы раз. Возникли радио и телевидение. Если бы астрономы этой выдуманной цивилизации наблюдали за Солнцем, они бы обнаружили, что Cолнце вспыхнуло миллионы раз на частоте телеканалов. Отсюда прекрасный метод – надо поставить телескоп и смотреть на звёзды. Это и предлагают Хокинг, Мильнер. Но это неверно!
Нетепловое событие связано с появлением технологической эры, с открытием электричества. Невозможно думать о том, что через 100 лет мы будем смотреть программу на частоте, например, 912 МГц. Тысячи лет люди передавали информацию с помощью башен и костров и только сто лет – на радиоволнах. А миллионы лет вообще молчали. То есть технологическая эра – очень маленький этап в истории развития цивилизаций. Предполагать, что та, другая, цивилизация будет находится внутри этих 100–150 лет, когда работает Первый канал на своей частоте и телевизор висит в каждом доме, – это очень наивно.
Мы всё ещё думаем, что те, кто нас ищут, находятся в такой же, как мы, стадии развития. Но прогресс настолько быстро всё меняет, что невозможно представить с мобильником вашу прабабушку.
Быстрый прогресс приводит к тому, что «окно контакта», когда цивилизации будут похожи друг на друга, очень узкое. Настолько, что практически нельзя надеяться на то, что мы натолкнёмся на похожих на нас существ.
Жизнь возникла на Земле несколько сот миллионов лет назад. Из этих миллионов лет первая программа ТВ работает только столетие. Делим 100 лет на 100 млн лет и получаем 10–6.0001 % вероятности, что ваш радиотелескоп попадёт именно в это «окно контакта». В нашей галактике есть планеты, которые на много миллиардов лет старше нашей. И глупо думать, что у них работает телевизор в каждой квартире.
В последние 20 лет в астрономии было сделано великое открытие. Мы теперь точно знаем, что в нашей галактике миллиарды планет, похожих на Землю. И никаких сигналов нет, хотя мы уже 50 лет ищем их радиотелескопами.
Мы молодая цивилизация: Солнце – звезда третьего поколения. Не надо гнаться за сверхцивилизациями. Нужно решить более скромную задачу: доказать, какая жизнь возникает на этих планетах, например белковая. То есть мы должны искать особые спектральные маркеры, появляющиеся в процессе окисления или гниения биомассы.
Вероятность попасть в эпоху динозавров на других планетах в миллион раз больше, чем столкнуться с гуманоидом-телезрителем.
Супертелескоп «Гагарин» – проект XXI века
– Владимир Михайлович, Вы являетесь автором идеи постройки супертелескопа «Гагарин»?
– К сожалению, спектр экзопланеты размером с Землю можно снять только гигантским телескопом. Несколько лет назад испанские астрономы предложили России построить супертелескоп диаметром 50–60 метров, и я это поддерживаю. Хотим установить его на Канарских островах. Канары – одно из трёх лучших астрономических мест в мире, наряду с Гавайями и Чили. Сейчас европейское сообщество строит телескоп диаметром объектива около 40 метров. Американцы строят телескоп с диаметром 29 метров. Но мы предлагаем крупнейший телескоп ХХI века. Больше вряд ли кто на Земле будет строить. В космосе – может быть, к XXII веку…
Этот телескоп действительно сможет снимать маркеры жизни, то есть искать на спектре планет линии распада либо активного фотосинтеза. Эти маркеры хорошо разработаны – есть литературный и теоретический материал.
Такой телескоп важен по двум причинам. Во‑первых, в России есть великолепная база телескопостроения. Это направление имеет давнюю историю. Я напомню, что один из самых крупных телескопов в мире был построен в СССР в 1970‑х годах – это шестиметровый телескоп Специальной астрофизической обсерватории на Кавказе. И долгое время он был самым крупным в мире.
Мы решили задачу, каким образом наводить гигантское зеркало, – придумали альт-азимутальную установку. Сейчас имеем остатки прежней оптической промышленности. Ситуация в этой сфере не так уж плоха. Лыткаринский оптический завод под Москвой успешно конкурирует с развитыми странами. Правда, сейчас технической базы для создания шестидесятиметрового телескопа нет. И это очень хорошо!
Ибо мегапроект нужен для того, чтобы создавались новые технологии. Какой смысл создавать что-то, для чего есть технология? Когда пришёл Королёв, не было технологий ракет. Они были созданы им и его группой учёных.
Во‑вторых, все деньги останутся в России, их не придётся вывозить в ЕС для того, чтобы европейские коллеги предоставляли нам время на своём телескопе. Испания готова поддержать наш проект и внести долю около 10–15 %. У неё есть опыт построения самого крупного на сегодняшний день телескопа. За исключением одного узла, который можно переделать, чтобы не пользоваться американской технологией.
Не надо бояться начинать работать в области, где у нас нет технологий, ведь у нас есть хороший исторический опыт. В космонавтике, например, мы были первыми.
Да, это достаточно дорогой проект – стоит порядка одного или полутора миллиардов долларов. Но эти вложения рассчитываются не на один год, а на 10–15 лет работы в новой технологической и инновационной сфере. И тогда имя Гагарина будет связано с такой амбициозной задачей, как открытие жизни во Вселенной.
О вероятности глобальной катастрофы
– Владимир Михайлович, возвращаясь к угрозам, исходящим из космоса. Какова, на Ваш взгляд, вероятность гибели Земли от астероида?
– Разговор о вероятностях всегда успокаивает. Меня спрашивали после челябинского события: «А какова вероятность падения нового астероида, например над Москвой?» Ответ простой: она равна той вероятности, которая была перед падением Челябинского метеорита.
Степень угрозы Земле зависит от двух процессов. Первый – падение гигантских метеоров от 10–20 метров до (не дай Бог!) 900 метров. 900-метровый – самый большой астероид, который мы открыли (американская система Pan-STARRS пропустила, а мы со своим маленьким телескопом обнаружили). Он больше Апофиза. К счастью, в ближайшее тысячелетие он к нам не прилетит.
Второй процесс – развитие цивилизации. Тунгусские метеориты падают раз в 100 лет. Астероидное тело такого размера в XVIII, XIX или в начале ХХ века не могло представлять угрозу всему человечеству. Но сейчас для нас куда опаснее, чем раньше, уже гораздо меньший метеорит. Из-за появления новых ядерных, химических, биологических производств наша планета стала очень хрупкой. Представьте, например, что астероид падает не на Челябинск, а на городок, где делаются водородные бомбы…
Своим путём
– В знаменитом американском фильме «Армагеддон» только совместные действия двух космических держав, России и США, в конечном итоге спасли планету от катастрофы. В чём Вы видите перспективы сотрудничества США и России в данной сфере?
– Нельзя идти на сотрудничество с протянутой рукой или с деньгами в кармане. Нужно идти со своим оборудованием – тогда сами пригласят. Американцы 10 лет строили телескоп на Гавайях с гигантским полем зрения и сейчас им в основном и открывают опасные астероиды. Значит ли это, что мы отстаём от них на 10 лет? Нет! Потому что есть вещи, которые мы уже умеем, а они ещё нет. В первую очередь, мы умеем делать великолепное программное обеспечение, в разработке которого был задействован огромный потенциал наших студентов и аспирантов.
Снимок нейтринной вспышки, сделанный на телескопе «МАСТЕР», установленном в Южной Африке. Слева (вверху) звезда Антарес. По иронии судьбы французский нейтринный детектор, расположенный на дне Средиземного моря, который дал сообщение о вспышке нейтрино, также называется «Антарес». Зелёные круги – это области наиболее вероятного положения источника нейтрино сверхвысоких энергий (1‑сигма и 3‑сигма). Интересно, что в центральный круг попал рентгеновский источник, обнаруженный на космической обсерватории «Свифт» (США). Но, как показали наблюдения «МАСТЕРа», эта обычная звезда с рентгеновской активностью не имеет отношения к нейтринному источнику. Справа (вверху) видно шаровое скопление, в котором находится радиопульсар. Природа нейтринных вспышек так и не разгадана
О пользе мегапроектов
– Вопрос к Вам как к преподавателю. Какими Вы видите сегодняшних студентов – Ваших будущих коллег и соратников? И каким Вам в целом видится будущее астрофизики?
– МГУ – одна из главных кузниц кадров в нашей стране. Астрономов всегда выпускалось очень мало. В университете – это 20–25 специалистов в год. Ещё есть Санкт-Петербургский университет. То есть ежегодно по стране набирается около 100 выпускников по нашей специальности. Это очень мало. Ещё мои учителя говорили: «Астрономы – золотые студенты, потому что на одного студента приходится несколько профессоров».
Астрономия сейчас уже не только мировоззренческая наука. Мы просто жить не можем без космоса. В 1970‑е годы, когда я поступал, конкурс был 10 человек на место. И это было понятно – полёт Гагарина, развитие космической сферы – все ринулись в физику, астрофизику.
Начиная с 1990‑х всё изменилось. Талантливые ребята к нам всё равно приходят, конкурс есть, хоть и небольшой, но на молодёжь сильно повлияла смена системы ценностей. Люди, способные создавать что-то новое в науке и технике, ушли с экранов телевизоров. Больше нет передач типа «Очевидное – невероятное» или «Это вы можете». Нет новостей науки и техники. Нет человека разумного на экране!
Кто-то сказал: давайте качать нефть, а новые приборы, машины и компьютеры сделают на Западе. Да, на Западе сделают. Там-то постоянно снимаются передачи и фильмы об учёных. Но главное, что там есть великие проекты – в прошлом году были открыты гравитационные волны, предсказанные Эйнштейном 100 лет назад; до этого была открыта тёмная энергия.
Нам тоже нужны великие глобальные идеи. Интерес к науке можно поднять такими мегапроектами, как поиск жизни во Вселенной. Это не такие уж большие деньги для масштабов нашей страны. Тем более, что это сулит развитие новых технологий.