Селфи на краю бездны
Здесь выполняется, пожалуй, самая тяжёлая и опасная работа из всех, что существуют.
Кирилл Валерьевич Плетнер, главный редактор журнала «Воздушно-космическая сфера», Москва, Россия, gersch@yandex.ru
Наталья Леонидовна Бурцева , преподаватель факультета журналистики Института массмедиа РГГУ, аспирант, Королёв, Россия, natalya.burtseva@rsce.ru
Наталья Леонидовна Бурцева , преподаватель факультета журналистики Института массмедиа РГГУ, аспирант, Королёв, Россия, natalya.burtseva@rsce.ru
Статья журнала ВКС, №2 (87) октябрь 2016
.jpg)
Человек работает, выходя за пределы своих возможностей, и становится сверхчеловеком. Космический полёт считается неполным, если в его программе не предусмотрен выход за пределы МКС. Открытый космос. Здесь можно сделать самое впечатляющее селфи, сфотографировав себя на краю бездны.
– Миллиарды звёзд. И все разных цветов. Это действительно бездна. Когда мы уходим на тёмную сторону Земли и смотрим не на станцию, а на звёзды, космическая бездна манит и затягивает. Такой темноты никогда не увидишь на Земле, только в открытом космосе. Чернота – глазу не за что зацепиться. И звёзды ярче, чем на Земле, в сотни раз. А Млечный Путь – словно живописное полотно: мазки серебристой краски на тёмном фоне.
Так описывает открытый космос Герой Российской Федерации Павел Владимирович Виноградов. Семь своих выходов за пределы станции он помнит, словно это было вчера. Работа в открытом космосе (как её называют специалисты, ВКД – внекорабельная деятельность) особенная. Забыть невозможно.
Общая продолжительность пребывания Павла Виноградова в безопорном пространстве – 38 часов 25 минут. Выйдя в околоземное космическое пространство в возрасте 60 лет, он стал самым старшим из космонавтов, когда-либо бывавших в открытом космосе.
– Помнятся все выходы. Особенно первые, – рассказывает космонавт. – Мы тогда при стыковке «Прогресса» со станцией «Мир» разгерметизировали её, прорвав оболочку модуля, в котором у нас было больше всего энергетики – шесть солнечных батарей. Нам с Анатолием Соловьёвым пришлось выходить из ПХО – переходного отсека, который не предназначен для выхода. Толя всё время находился в ПХО, а я работал в модуле. Задача была следующая – найти трещину. Надо было понять, где разрыв и как «забрать» из модуля энергетику. Подключали кабели к солнечным батареям.
Условия работы в разгерметизированном сегменте станции «Мир» соответствовали условиям выхода в открытый космос – полноценный вакуум, только места мало. Космонавты были в скафандрах «Орлан».
– Я два раза застревал, Толя меня вытаскивал, – продолжает Виноградов. – Дело в том, что сегмент совершенно не приспособлен для работы в «Орлане». Стыковочный узел был снят – его сорвало от удара «Прогрессом». Это был жилой модуль, где до этого жил Майкл Фойл. Там ещё оставался его спальный мешок, фотокарточки и другие личные вещи. Кстати, фотокарточки я собрал, мне казалось, что оставлять их там всё же не стоит… Разрухи полной не было, но всё, что было не очень хорошо закреплено, сдвинулось и летало. Риск застрять был очень велик. Это со мной и случилось.
Пребывание за пределами станции связано с поистине космическими опасностями. Один неверный жест, один просчёт – и ты в буквальном смысле шагаешь в бездну. Как говорит Павел Виноградов, при малейшей ошибке можно стать «искусственным спутником Земли».
– Ещё проще, чем потеряться самому, – потерять что‑либо, – продолжает Павел Виноградов. – Во время своего прошлого выхода я потерял достаточно дорогую, с точки зрения научных результатов, вещь. Был эксперимент по экспонированию материалов: да, вроде зацепил, вроде зашёл карабин, а оказалось, что там собачка не закрылась, а я не увидел. Секундная невнимательность – и эксперимент улетает в космос. Таких потерь было очень много и у нас, и у американцев.
Для любой вещи и для человека обязательно должно быть две точки фиксации. Космонавты, когда выходят в открытый космос, фиксируют себя специальными карабинами. Это дело привычки, здесь всё надо довести до автоматизма. Но и это иногда не срабатывает – случаются чрезвычайные ситуации. Однажды мне надо было пройти метра полтора‑два не по «штатному» металлическому поручню, а по мягкому, который мы иногда вешаем. Я спокойно прошёл в одну сторону, а когда шёл обратно, у меня даже мысли не возникло его проверить.
Не глядя, я повесил на поручень один из своих карабинов, а когда хотел зафиксировать второй, обнаружил, что абсолютно ни к чему не прицеплен, потому что поручень оторвался вместе с моим карабином и пролетел мимо меня. А второй мой карабин – вот он, у меня в руке, и до поручня надо ещё аккуратненько дотянуться, потому что, если со страха дёрнешься, ты пропал! Поэтому инструкторы на тренировках нам внушают: никогда ни за что не цепляйся, пока не убедишься, что то, за что ты хочешь зацепиться, стоит на месте. Сейчас у нас уже есть страховочная катушка, и мы знаем, что в крайнем случае она всегда притянет.
.jpg)
Александр Полещук, космонавт, Герой Российской Федерации. Почти 40 лет работает в отделе подготовки ВКД РКК «Энергия». Сначала он стал специалистом-испытателем по работе в открытом космосе и отрабатывал штатные и нештатные ситуации с другими космонавтами на Земле, а в 1993 году сам вышел в безопорное пространство во время своего 179-дневного полёта в космос.– Первый выход за пределы станции – самое впечатляющее событие, – рассказывает Александр Полещук. – У меня произошло несколько нештатных ситуаций.На тот момент я был испытателем с почти пятнадцатилетним стажем. В гидролаборатории, где космонавты отрабатывают выход в открытый космос, им помогают водолазы, и у меня было ощущение, что и здесь они непременно должны быть… А тут открыли люк, и я понял, что я один – всё придётся делать самому, и никто мне не поможет. Я был сильно удивлён.Во втором выходе мы должны были перенести привод солнечной батареи с одного модуля на другой. С задачей справились, но в конце случилась нештатная ситуация. Груз весом примерно 200 килограммов переносили при помощи специальной грузовой стрелы, и вдруг от стрелы отлетает вращающая её рукоятка и улетает от нас. Я хотел броситься за ней. Хорошо, что я был пристёгнут, иначе навсегда бы остался в космосе. В следующем выходе мы работали с грузовой стрелой без рукоятки. Я был на управлении стрелой, а мой коллега Геннадий Манаков на её конце. Колебания стрелы были метр в одну и другую сторону. Гена был словно рыбка на конце удочки. Он даже верещал от своих ощущений – такой вот аттракцион.Во время следующего выхода я стыковал разъёмы и снова – нештатная ситуация. На этот раз с моим скафандром. Мы завершали работу, и тут воздух, который изнутри обдувает лицо, вдруг перестал поступать, и остекление моего шлема запотело. Я пытался подсушивать его – открывал наружное забрало со светофильтром, но при этом нахватался «солнечных зайчиков». Это же чистый ультрафиолет. Глаза стало заливать слезами. Я добирался по поручню до люка вслепую.
Александр Мисуркин, космонавт, Герой Российской Федерации
– Внекорабельная деятельность (ВКД), работа в открытом космосе – это момент истины для любого космонавта. Перед первым выходом я понимал это сам, я буквально чувствовал застывшее в атмосфере ожидание – мои старшие коллеги по экипажу пристально наблюдали за мной, ожидали узнать меня. Ведь даже на МКС, в космосе, ты находишься ещё достаточно далеко от барьера своих психофизических возможностей.Spacewalk («космическая прогулка») – такая лакмусовая бумажка, которая показывает, как близко ты подобрался к своему барьеру. И это не только вопрос самообладания. Эта Spacewalk для человека крайне специфична, необычна по биомеханике и физически трудозатратна!В первый раз это, наверное, как первый раз попасть в море, толком не умея плавать, и проплыть сразу несколько часов.Как мне впоследствии говорили специалисты, для них все космонавты делятся на космонавтов и «вэкадэшников». Для меня было выше всяких похвал узнать, что, по их мнению, я прошёл это испытание достойно.
Авторы фото: Павел Виноградов, Александр Мисуркин
4027 
