Легенда о «Скифе». Как Советский Союз ответил на Американскую программу СОИ

Загадочный пуск

15 мая 1987 года произошёл первый старт сверхтяжёлой ракеты-носителя «Энергия». Для мировой космонавтики это стало сенсацией, однако официальное сообщение ТАСС о пуске было странным, даже абсурдным: «Вторая ступень ракеты… вывела в расчётную точку габаритно-весовой макет спутника. Макет… с помощью собственного двигателя должен был быть выведен на околоземную орбиту. Однако из-за нештатной работы бортовых систем на заданную орбиту не вышел и приводнился в акватории Тихого океана…»

 

Если на ракете стоял габаритно-весовой макет (такой аппарат сами ракетчики называют «болванкой»), собственных двигателей и систем на нём быть не могло в принципе.

 

Позднее в профессиональном сообществе ходили слухи, что якобы следившие за пуском американцы, сумев как-то проанализировать след от сгорающего в атмосфере так называемого макета спутника, предположили, что в мае 1987-го с помощью новой ракеты Советский Союз предпринял неудачную попытку вывести в космос сверхмощный газовый лазер. Так что же это был за «макет»?

 

Эдуард Тимофеевич Радченко

 

Как советские конструкторы узнали, что такое лазер

23 марта 1983 года президент США Рональд Рейган объявил программу СОИ – Стратегической оборонной инициативы. Американцы собирались вывести на орбиту группировку орбитальных станций с лазерным оружием. Москва решила ответить.

 

Создание боевой лазерной платформы поручили конструкторскому бюро «Салют», имевшему богатый опыт в создании тяжёлых космических аппаратов. Проект вёл заместитель генерального конструктора КБ Владимир Палло, ведущими конструкторами стали Эдуард Радченко и Юрий Корнилов.

 

– Мы тогда были филиалом НПО «Энергия», – рассказывает Юрий Корнилов. – Проект создания лазерной платформы назывался «Скиф». Планировалось создать корабль-двадцатитонник, выводимый «Протоном». Делать такие аппараты мы, конечно, умели, но сама «лазерная тема» была для нас новой, что такое лазер никто не знал. Пугались даже самого слова. Но раз поручили – взялись. Мы почти сразу поняли, что это будет нечто колоссальное – и по размерам, и по весу.

 

Лазерная установка потребляла столько энергии, сколько не могли дать никакие солнечные батареи. Значит, придётся тащить с собой на орбиту огромный запас топлива. Ещё больше требовалось углекислого газа. Так появилась сложная система хранения и подачи рабочих тел – сотни баллонов 36-литровой ёмкости, соединённые группами по нескольку десятков штук, которые в КБ между собой называли «авоськами».

 

Но главная проблема состояла в том, что выстрела без отдачи не бывает. И лазера это тоже касается. Слишком низкий у него КПД – после выстрела образуется огромное количество лишнего тепла, которое надо сбрасывать. В космосе это проблема.

 

На всех фото на корпусе «Скифа» отчётливо видны другие названия. Дело в том, что название «Скиф», как и сам проект, было засекречено. Для аппарата придумали наименование «Полюс», которое нанесли на корпус перед отправкой на Байконур. Однако в начале ноября 1987-го, когда в монтажно-заправочном комплексе космодрома его уже состыковали с ракетой «Энергия», неожиданно пришло распоряжение генерального конструктора КБ «Салют» Дмитрия Полухина сменить и это название. Возможно, это было дополнительное легендирование военного корабля как новой орбитальной станции. 

 

– Поступила команда нанести надпись «Мир-2», – рассказывает конструктор Эдуард Радченко. – В экспедиции был художник, который сделал это. А убрать надпись «Полюс» было невозможно, так как она находилась сбоку и к ней практически не было доступа. Так «Скиф» и полетел с двумя названиями.

 

Все военные испытания «Скифа» были залегендированы как научные эксперименты или проверка новой техники. Выбрасывание мишеней и нацеливание на них считалось испытанием новой системы стыковки. Выхлоп газов через систему безмоментного сброса (так называемые штаны), имитирующий работу лазерной установки, преподносился как научный эксперимент по взаимодействию газов в верхних слоях атмосферы, для чего «лазерный» СО2 был заменён на смесь ксенона с криптоном.

– Мы прекрасно понимали, что после такого выхлопа аппарат просто закрутит, – продолжает Корнилов, – значит, ни о какой точности не может быть и речи. Надо было сделать безмоментный выхлоп на две стороны, чтобы две струи уравновесили друг друга. Разработку назвали «штаны» – по внешнему сходству с этим предметом одежды. Новое оружие надо было испытать в космосе. Значит, в экспериментальном «Скифе» в дополнение к системе наведения пришлось делать и комплекс для хранения и отстрела специальных надувных мишеней. Аппарат рос и тяжелел. В погоне за снижением веса совершили даже техническую революцию: впервые в истории корпус корабля сделали из углепластика, из-за чего он получил зловещий чёрный цвет. Однако первоначальное требование ограничить вес 20 тоннами, которые только и могла вывести на орбиту ракета «Протон», оказалось из области ненаучной фантастики – аппарат получался тяжелее вчетверо! 

 

– А ведь это был ещё не корабль, а только целевой модуль, – комментирует Юрий Корнилов. – Нужен был ещё блок с системами управления и двигателями. К счастью, у нас существовал задел по транспортным кораблям снабжения.

 

 

Пилотируемые транспортные корабли снабжения (ТКС), некогда созданные в КБ «Салют», были гораздо крупнее и комфортнее знаменитых «Союзов», но построено их было очень мало. Поднять их на орбиту мог только всё тот же «Протон», летающий на крайне токсичном гептиле. Именно из-за ядовитого топлива ракеты сажать в эти корабли космонавтов так и не решились. ТКС иногда использовали в качестве автоматических грузовиков для орбитальных станций. Один из таких кораблей переименовали в ФСБ (функционально-служебный блок) и соединили с целевым модулем. Так родилась боевая лазерная платформа «Скиф-Д». «Д» означало «демонстрационный» – всё же биться первому орбитальному лазеру предстояло не с реальным супостатом, а с собственными мишенями. Это был гигантский корабль длиной около 40 метров и весом под 90 тонн. Ничего подобного в мире ещё не создавалось.

 

– Мы ориентировались на ракету «Энергия», которая тогда только создавалась головной фирмой. Её делали под «Буран», но и нам она подошла, ведь как раз на такую нагрузку она и была рассчитана, – продолжает наш собеседник. – И где-то с мая 1985-го идеология корабля нам стала понятна. Мы начали делать чертежи, проводить первые испытания. По составленному графику мы уже через пять лет представили бы первый образец.

 

Но времени нам не дали.

 

 

 

 

 

– На следующий день после падения «Скифа» в океан нам с начальником проектного отдела велено было явиться в ЦУП для доклада министру, – вспоминает конструктор Юрий Корнилов. – Мы подготовились, прихватили все мыслимые и немыслимые плакаты, всю наглядную информацию.

 

Ждём его по стойке смирно. Открывается дверь, появляется Бакланов и с порога очень эмоционально: «Ну что же вы! Я же вас просил! Я же вас предупреждал! А вы? Эх, вы…» Повернулся и ушёл…

 

По сложившейся практике при подготовке функционально-служебного блока (ФСБ) к полёту требовалось, чтобы существовало четыре его электрических аналога, или, иначе, комплексных стенда – в самом КБ «Салют», на заводе имени М. В. Хруничева, где блок производился, на космодроме Байконур, где шла окончательная сборка, и на заводе-изготовителе системы управления НПО «Электроприбор» в Харькове.

 

Только это позволяло провести весь положенный комплекс испытаний систем ФСБ перед их установкой на лётный аппарат. Однако к осени 1985-го, когда было решено отправлять «Скиф» на орбиту, таких аналогов оставалось всего два, и делать новые не было времени. Приказом министра общего машиностроения Олега Бакланова в качестве лётного экземпляра ФСБ был взят его электрический аналог в КБ «Салют» и вся программа предполётных  испытаний сильно сокращена. Полностью проверить можно было только систему управления, так как на харьковском «Электроприборе» остался единственный экземпляр аналога. Однако именно в этой системе и была допущена ошибка, которая привела к гибели «Скифа». Официального расследования причин случившегося не было.