Добровольский, Волков, Пацаев: последнее интервью

Вместо предисловия

 

Конец 1960–1970-е годы – время напряжённой борьбы в космической гонке между сверхдержавами СССР и США.

 

После первых головокружительных успехов – у советской космонавтики сокрушительные потери. В 1966‑м скоропостижно умирает генеральный конструктор Королёв, на следующий год при неудачном приземлении нового корабля «Союз‑1» погибает космонавт Владимир Комаров.

 

В 1968‑м авиакатастрофа забирает жизнь первого космонавта планеты Юрия Гагарина.

 

На этом фоне у американцев – триумф. В 1969 году году корабль «Аполлон‑11» с экипажем из трёх человек совершает посадку на Луне. Но космическая гонка не просто поединок советских «Союзов» и американских «Аполлонов» – это борьба идеологий, война смыслов. Каждый новый шаг соперника должен ошеломлять. Чем ответить на лунную высадку американцев?

 

В апреле 1971 года Советский Союз совершает технологический рывок и выводит в космос первую в мире пилотируемую орбитальную станцию «Салют‑1». К ней отправляется первая в мире многодневная советская космическая экспедиция. Однако корабль «Союз‑10» лишь неудачно стыкуется к станции. Космонавты В. Шаталов, А. Елисеев, Н. Рукавишников героическими усилиями отстыковываются, не повредив «Салют‑1», и возвращаются на Землю, даже не побывав на станции.

 

Гонка есть гонка. В начале лета 1971 года советское руководство готовит к полёту на орбитальную станцию уже новый экипаж. И опять внештатная ситуация... За два дня до старта врачи находят у бортинженера корабля «Союз‑11» Валерия Кубасова потемнение на лёгких. Государственная комиссия снимает весь экипаж с полёта, ещё не успев выяснить, что неожиданно открывшийся недуг Кубасова – всего лишь аллергическая реакция.

 

Космонавты Алексей Леонов, Валерий Кубасов, Пётр Колодин остаются на Земле, в полёт назначается экипаж дублёров: Добровольский, Волков, Пацаев.

 

Неожиданная рокировка – удар для основного экипажа Леонова и большая удача для дублёров. Особенно для командира экипажа подполковника Георгия Добровольского. Он уже восемь лет в отряде космонавтов и прекрасно понимает: можно годами, на пределе человеческих возможностей, готовиться к космическому полёту, но так навсегда и остаться космонавтом-дублёром на Земле.

 

Но никто не знает, что экипаж дублёров вытащил трагический жребий. Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев, пристыковавшись к орбитальной станции, потушат на ней пожар и, проработав в космосе двадцать три дня, погибнут во время возвращения на Землю из-за разгерметизации спускаемого аппарата. Ещё одна причина их гибели – у космонавтов нет скафандров. В космос они летят в полётных костюмах и пилотках. Это, кстати, тоже отголоски звёздной гонки.

 

Без скафандров в советский космический корабль помещаются не два, а три космонавта – на одного больше, чем у американцев.

 

Но не было бы в отечественной космонавтике великих побед, если бы им не предшествовали великие поражения.

 

«Нас постоянно поторапливали: «Скорее! Скорее!»

 

Юрий Сергеевич Апенченко, очеркист, преподаватель Литературного института имени А. М. Горького, автор одного из самых знаменитых очерков о космонавтах «Ночь на горе», в прошлом специальный корреспондент газеты «Правда». Он освещал события, связанные с космическими исследованиями и полётами, он был  одним из журналистов, задававших вопросы на последнем интервью экипажа «Союз‑11».

 

«Я не помню случая, чтобы космический экипаж заменяли буквально накануне старта, – написал он в своём предисловии к расшифровке интервью. – Думаю, такого вообще не случалось, потому и не помню. Я и видел-то их до заседания решающей госкомиссии лишь однажды (кроме Вадима Волкова, которого знал по первому полёту) – летел с ними из Чкаловского на космодром в полупустом самолёте. И вот вам – пожалуйста! Троица, стартующая завтра на «Союзе-11»: Георгий Добровольский, Владислав Волков, Виктор Пацаев.

 

А вовсе не Алексей Леонов, Валерий Кубасов, Пётр Колодин, к чему мы заранее готовились: встречались, беседовали, расспрашивали на традиционной пресс-конференции в Звёздном. У Валеры Кубасова врачи вдруг обнаружили затемнение в лёгком.

 

Вопрос стоял так: менять бортинженера или экипаж целиком? Заменили экипаж, что и понятно: этот крохотный коллектив срабатывается годами. Пётр Колодин, например, к тому времени (десять лет после Гагарина) слыл уже вечным дублёром. Слава Голованов говорил, что вечером Пётр зашёл к нему в гостиницу и горько сетовал: «Теперь я уже никогда не полечу!». А Василия Павловича Мишина упрекал в исторической ошибке.

 

Если бы вы не читали, а слушали нашу беседу с Георгием Добровольским и его товарищами, то обратили бы внимание на непрерывный грохот, её сопровождающий. Это выносили стулья из зала заседаний госкомиссии. Время для беседы нам выделили в порядке исключения и постоянно поторапливали: «Скорее! Скорее!». Перед стартом у экипажа всегда полно забот. Со мною в тот день был «Филипс», и я, естественно, включил его. Больше ни у кого магнитофона не оказалось. Да если бы и был… У меня на стене фотография тех дней – наша журналистская команда у подножия ракеты: Ярослав Голованов («Комсомольская правда»), Михаил Ребров («Красная звезда»), Борис Коновалов («Известия»), Алексей Горохов (АПН), Николай Железнов (ТАСС).

 

И ни с кем из них я уже не могу встретиться. Пишу – один.

 

И слышу голос Жоры Добровольского. Кажется, это единственное интервью, которое космонавт успел дать на Земле».

Воскресшие голоса

 

4 июня 1971 года, за два дня до старта корабля «Союз‑11», шесть журналистов центральных изданий СССР взяли интервью у экипажа — Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева. Среди журналистов был корреспондент газеты «Правда» Юрий Апенченко, записавший интервью на магнитофон. Спустя сорок пять лет, в годовщину трагической гибели космонавтов, он передал эту уникальную запись в редакцию журнала «Воздушно-космическая сфера» вместе с фотографиями, которые прежде не публиковались.

 

Странное чувство возникает, когда слушаешь эту плёнку, – живые голоса, общий смех, который то и дело перебивает неформальный разговор. Кажется, будто на машине времени переместился в то удивительное время – время начала освоения космоса. 

 

Жаль только, что нельзя предупредить экипаж об опасности…

 

 

Виктор Иванович ПАЦАЕВ. Лётчик-космонавт, Герой Советского Союза (посмертно). Инженер-исследователь «Союза‑11» и орбитальной станции «Салют‑1». На борту станции провёл большой комплекс научных исследований. Виктор Пацаев – первый астроном планеты, который работал выше атмосферы Земли. Участвовал в разработке образцов космической техники. Этого космонавта очень любил С. П. Королёв. «Учитесь терпению у Пацаева», – говорил главный конструктор. 19 июня 1971 года Пацаев отметил на борту станции свой 38‑й день рождения. В подарок от экипажа получил луковицу и лимон, контрабандой пронесённые на борт корабля. После протёртой космической еды это было королевское угощение.

Виктор Пацаев: «Дети не знают, для них это будет неожиданностью»…

 

– Виктор, что Вы делали в последние дни в Москве?

 

В. И. Пацаев: Готовился к предстоящему полёту. Дома – ничего особенного. Поздравил сынишку и дочурку с успешным окончанием учебного года. Сын Дима, дочь Светлана, 13 и 9 лет. Закончили хорошо, молодцы, я ими доволен. Съездили, отдохнули в один воскресный день на территории Пироговского водохранилища. Рыбу половили немножко на удочки. Больше свободного времени не было.

 

– А что читали?

 

– Попался прекрасный сборник стихов. Мне многие писатели и поэты нравятся. В детстве увлекался Джеком Лондоном, стихи Лермонтова любил. Много знал наизусть. Люблю наших классиков, фантастику: рассказы Станислава Лема, братьев Стругацких, Артура Кларка.

 

– Спортом до того, как начать подготовку к полёту, серьёзно не занимались?

 

– Занимался. Не профессионально, но много. Помногу ходил на лыжах. Ездил на рыбалку, на охоту. Занимался фехтованием, стрельбой, многими видами спорта.

 

– Ваши родные знают, что Вы летите? 

 

– Мать, жена – да. Больше никто. Дети не знают, для них это будет неожиданностью.

 

 

Владислав Николаевич ВОЛКОВ. Советский космонавт, дважды Герой Советского Союза (второй раз звание присвоено посмертно). Участвовал в создании космических кораблей «Восток» и «Восход». В 1969 году совершил свой первый полёт в качестве бортинженера корабля «Союз‑7». Бортинженер космического корабля «Союз‑11» и орбитальной космической станции «Салют‑1». На борту станции Волков занимался отработкой бортовых систем и проведением научных экспериментов. Журналисты за любовь к футболу прозвали Волкова Футболистом. Интересовался футбольными новостями даже на орбите. «До встречи на Земле, готовьте коньяк», – пошутил Владислав Волков во время последнего сеанса связи с Центром управления полётами.

Владислав Волков: «В Кировскую область до меня ни разу не приезжали космонавты» 

 

– Владислав, Вы говорили, что много ездили по стране…

 

В. Н. Волков: Считаю, что мне повезло. Поездки были очень интересные: именно то, что я хотел посмотреть. Сначала – на Дальний Восток. Пробыл там 14 дней: на Сахалине, в Хабаровске, Уссурийске. Встречался с пограничниками на заставах. Уже опубликовал заметки об этой поездке. Затем ездил в Армению, Азербайджан, Узбекистан на съезды комсомола. Мне много пришлось встречаться с молодёжью, много говорить о своём полёте, друзьях, профессии, работе. Ещё был на областной конференции в Кировской области. Эта поездка для меня особо дорога. В Кировской области ни разу не были космонавты, поэтому меня встречали очень тепло, даже избрали почётным гражданином города. У меня сложились хорошие отношения с кировчанами.

 

– От чего Вы получаете удовлетворение?

 

– От того, что я нужен, что людям нужна моя работа. Это очень сложное и ответственное задание, но я рад, потому что понимаю, что внесу какую-то лепту в отработку тех задач, которые сейчас перед нами стоят.

 

 

Георгий Тимофеевич ДОБРОВОЛЬСКИЙ. Лётчик-космонавт, Герой Советского Союза (посмертно), подполковник ВВС. Командир космического корабля «Союз‑11» и орбитальной космической станции «Салют‑1». На борту станции провёл большой комплекс научных исследований. В годы войны находился в оккупированной Одессе. Пятнадцатилетним подростком в одиночку решил бороться с оккупантами. Достал оружие, но использовать его не успел, в начале 1944 года был схвачен гестапо. За хранение револьвера приговорён к 25 годам каторжных работ, бежал из тюрьмы по подложным документам. В служебной характеристике военного лётчика было написано: «Летает с упоением».

Георгий Добровольский: «Смысл жизни в жизни, ребята, просто в жизни!»

 

– Георгий, от чего в жизни Вы получаете удовольствие, что Вам нравится?

 

Г. Т. Добровольский: Чувство свободного полёта. Это просто передать невозможно – настолько приятно это ощущение: управлять, владеть телом. Боится человек при этом или не боится? Да, боится. Но это боязнь особого рода. Это не страх. Это когда у тебя все нервы (причём это не показное, это где-то внутри), все мышцы напряжены, и ты весь направлен на то, чтобы трансформировать всё в чёткое, правильное движение. В этом – прелесть особая.

 

Вот я хотел быть моряком. Подавал на поступление в мореходную школу в 1944 году. Ужасно мечтал о море. Потом вдруг товарищ рассказал об авиационной школе. А мне ещё до войны нравилось: форма тёмная и прочее. Вообще, был страшно рад возникновению довоенных спецшкол. Но не могу сказать, что я грезил об авиации. Всё заслоняло море. Но когда мой товарищ пошёл в спецшколу, я двинулся за ним. И только попал туда, братцы, только-только зацепился – и уже ничего другого не мог делать, хотя мне форма морская и казалась лучше. Хотелось обязательно стать истребителем, лучшим лётчиком-истребителем…

 

 

– Когда и как Вы попали в отряд космонавтов?

 

– В 1962 году, где-то в январе, как раз во время событий на Кубе. Меня вызвали в армию, и я подумал, что пошлют туда. Я с радостью явился к командующему. Захожу в вестибюль – там уже несколько человек. Один выходит, я его спрашиваю: «Что там такое? Какие вопросы задают?». – «Сказали не говорить». Я опять: «Что там спрашивают? Куда посылают?» И он опять: «Не могу сказать». Я захожу – стоит начальник контрразведки, начальник медицинской службы, и начальник штаба сразу задаёт вопрос: «Слушай, Добровольский, когда у тебя в полку бардак кончится?». Я думаю: «Ё‑моё, думал на Кубу ехать воевать, а тут…». Да боремся, говорю, боремся. А начальник штаба: «Ну, хитрый! Годится». Потом: «Как у тебя здоровье?». Я говорю: «Здоровье хорошее, не жалуюсь. И готов выполнить любое Ваше приказание». Он – быстро, быстро: «Ты сейчас узнаешь что – и откажешься». Я говорю: «Нет, не откажусь». Он: «В космос хочешь лететь?». 

 

Братцы, я что угодно мог ожидать: ну пошлют куда-то воевать, в воспитатели куда-нибудь, может быть, в Дипломатическую академию… О боже мой! Такого не ожидал совершенно. Мне было 35 лет. Уже Юра слетал, Герман слетал, тут все на подъёме!.. Начальник говорит: «Ну что ты? Что с тобой? Так как? Согласен, не согласен? Тебе думать надо?». Я даже в ответ ничего не мог сказать, настолько был счастлив. 

 

Прежде думал, что пойдёт по моей жизни авиационная линия. А тут резко пришло что-то новое, неизведанное.

 

В округе мы прошли комиссию. Из всех кандидатов отобрали пять человек и послали в Москву. И вот тут, братцы, началось! Какие-то клизмы, анализы, моча, кал до этого, кал после этого, вместо этого и прочее… Отбор шёл в три круга. Я и не представлял, что будут такие сложности, но, когда прошёл первый круг, уже «заразился» и заболел этим настолько, что понял: во что бы то ни стало всё выдержу.

 

– Расскажите про первый день, когда Вы появились в отряде. 

 

Г. Т. Добровольский: Это было 25 января 1963 года. Тогда в стареньком клубе прошла первая мандатная комиссия. Мы впервые увидели Гагарина. Я и не думал, что это такой прекрасный парень – просто жуть! Он говорит: «Ну, ребята, всё. Вы самое главное прошли. Теперь не переживайте, мы вас поддержим». На этой мандатной комиссии мне, кстати, задали вопрос: «Как Вы в личных отношениях политического отдела пропагандируете решение 22‑го съезда ЦК КПСС?». Я ответил в изящных тонах… А потом второй вопрос, не менее весомый: «Как Вы оцениваете свою работу в качестве начальника политического отдела?». Повеситься легче…

– Ощущения Гагарина до старта не примеряли на себя?

 

– Нет, ребята, не примерял, видит Бог. Понятно, что, когда у тебя утром экзамен в институте, – и то ты волнуешься, и то плохо спишь. Не знаю, что будет со мной перед стартом. Но хорошо представляю состояние перед прыжком с парашютом, перед полётами. Ты переживаешь. Сердце учащённо бьётся. Мышцы напряжены. Мысль только об одном. Внешне, может, это не видно: не трясутся руки, нет растерянности. Но напряжение мышц, нервов, ума – всё направлено на то, чтобы сделать своё дело как можно лучше. Это не страх в обычном понимании, это страх из-за ответственности. И вот сейчас я чувствую очень большую, предельную ответственность – мне бы чувство этой ответственности хоть немножко срезать.

 

– Когда Вы узнали, что Ваш экипаж летит? Это вчера было?

 

– Нет. Это сегодня. Знаете, в последнее время я боялся только одного: чтобы не разбили экипаж. К каждому человеку, каким бы уникальным он ни был, надо время притереться. Сейчас у нас так: он шевельнул рукой, а я, не глядя, уже представляю, что он делает. Я задал ему время – и совершенно уверен, что он включил нужную клавишу, – не задумываюсь, не проверяю. Так что потерять напарника за месяц до следующего полёта было бы очень плохо.

 

– Ну а что Вы завтра будете делать?

 

– Нам просто нужно ещё раз всё продумать… 

 

– Что бы Вы хотели передать одесситам?

 

– Одесситам? Самые добрые пожелания! «Одесса вас не забудет» – я всегда так говорю, когда хочу сказать что-то особенно приятное… В этом всё выражено: моя любовь к Одессе, и к Родине своей, и к людям.

 

– И в заключение: в чём смысл жизни?

 

– В жизни, ребята, в самой жизни!

 

Материал подготовили к печати
Кирилл Плетнер, главный редактор журнала «ВКС» и
Анна Клименко, ответственный секретарь, кандидат исторических наук